Мой дед, Лялин Федор Кириллович, восемнадцатилетним пареньком ушел на фронт в августе 1942г.
Его направили на учебу в эвакуированное из Ленинграда пехотное училище. Из курсантов готовили младший командирский состав. Но из-за тяжелого положения на фронте учебу сократили, присвоили сержантское звание и отправили на фронт. В этом же училище учился известный поэт Николай Старшинов. У него есть стихотворение, посвященное городу Глазову и реке Чепце. Мой дед воевал в пехоте. Какое-то время был в разведке, но подвел слух.
Стрелял из снайперской винтовки, а потом не разлучался со станковым пулеметом. Много невзгод выпало на долю деда. Был два раза ранен, контужен, тонул вместе с пулеметом в реке Великой. Не раз ходил в рукопашный бой. Рассказывал, как немцы ходили в «психическую атаку»: «идут на тебя немцы-цепь за цепью, в черных мундирах-одни эсэсовцы, напившиеся для храбрости. Стреляем по ним из пулеметов, автоматов. А они идут. Одни падают, а на их места встают другие. Первый ряд всегда оставался целым. Идут под барабанную дробь. Многие не выдерживали. Надо стрелять из пулемета или пойти в штыковую атаку, а ноги деревенеют,и наступает оцепенение.»
При освобождении оккупированной деревни пришлось деду, тогда еще молодому солдату, снимать с виселицы партизанских детей, по которым уже ползали черви.
Они были повешены на глазах обезумевших матерей, которые не сказали немцам, где находится партизанский отряд.
Перед уходом на фронт мать деда зашила в его одежду крест, повесила на шею ладанку. Целыми ночами она стояла на коленях перед иконой и просила Бога защитить воина от смерти, т.к. прабабушка уже потеряла старшего сына, тяжело раненого под Севастополем. Его из госпиталя в 1942года довезла медсестра до станции Глазов, а 55 км от города до деревни мой двоюродный дед добирался сам.
Через год он умер.
Такие раны не лечили сельские врачи. Одно утешение было матери, что могила сына находится на родном погосте. Мой дед считал, что только молитва матери спасла его от смерти. Кроме германского фронта, дед воевал и на японском фронте. Он участник двух войн. Награжден боевыми медалями «За боевые заслуги», «За отвагу», боевым орденом «Славы» третьей степени. Молниеносная война с Японией была очень жестокой. Самураи не признавали пленных и сами в плен не сдавались. Вырезали целые госпитали. Во время этой войны дед освобождал Китай и Корею. Много рассказывал о культуре и быте этих тогда очень бедных стран. Он отмечал необычайное трудолюбие китайцев и корейцев. Во время подписания пакта о капитуляции Японии ,которое проходило на стадионе города Пхеньяна, мой дед стоял в оцеплении. В это время бросили гранату в руководителей корейского правительства во главе с Ким Ир Сеном, представителей нашей страны, Японии. Советский капитан успел поймать гранату и закрыть ее своим телом. К счастью, офицер остался жив. Об этом случае писала газета «АиФ» несколько лет назад, а я знала от деда еще раньше. К сожалению, больше ничего о войне я не услышу от него. Равнодушие самых близких людей, не вызвавших во время врача, бездушие питерских врачей, не приехавших во время на вызов, а потом поставивших не правильный диагноз-все это свело деда в могилу. Он навсегда остался в питерской земле, похоронен на Пулковских высотах.
Во время войны юные санитары, сами еще дети, вытаскивали раненого деда на своих хрупких плечах, рискуя своей жизнью, с поля боя под пулями, снарядами.А жить ведь хотелось всем. Врачи сутками не отходили от операционного стола, оказывая помощь, отдавали свою кровь раненым бойцам. Дед не погиб на фронте, но умер в мирное время от людской черствости и равнодушия.